РОССИЙСКИЕ ИМПЕРАТОРЫ || ФЕДОТОВ ПАВЕЛ АНДРЕЕВИЧ

Родился в семье титулярного советника. Отец художника, в прошлом суворовский солдат, мечтал о военной карьере для сына. Мальчика определили в 1826 в Первый московский кадетский корпус, который он окончил с отличием в 1833 и был направлен в Петербург для службы в Финляндском полку. Еще будучи кадетом, Федотов увлеченно зарисовывал своих сверсников; став офицером, посещал рисовальные классы Академии художеств (1835-45). К этому, раннему периоду относятся обстоятельные, тщательно детализованные акварельные портреты сослуживцев и сцены из полковой жизни («Бивуак лейб-гвардии гренадерского полка», «Бивуак лейб-гвардии Павловского полка», 1841-42, Русский музей); в некоторых из них нарастают сатирические нотки («Брань под Смоленским (кладбищем)», около 1840, Третьяковская галерея). Испытывая неодолимое влечение к искусству и приняв совет И. А. Крылова (который был одним из любимых его писателей), он выходит в 1844 в отставку. Сначала, учась у А. И. Зауервейда, Федотов думал посвятить себя батальной живописи, но затем всецело отдается «страсти к нравственно-критическим сценам из обыкновенной жизни» (из «Записки П. А. Федотова о его жизни», написанной около 1849 года). Пользовался советами К. П. Брюллова, но особое значение для формирования его таланта имели впечатления от искусства У. Хогарта, а также голландской бытовой живописи «золотого» 17 в. Жил преимущественно в Петербурге.

Творческое кредо. Живописный «анекдот»

Творческое кредо художника, четко проявившееся в разоблачающей взяточничество акварели «Передняя частного пристава накануне большого праздника» (1837, Третьяковская галерея), закрепляется в сатирических сериях, исполненных в 1844-46, по выходе в отставку («Следствие кончины Фидельки», «Бедной девушке краса — смертная коса»; обе — там же). В первой картине маслом («Свежий кавалер. Утро чиновника, получившего первый крестик», 1846, там же) — сцене с мелким чиновником, который с похмелья кичится своей наградой перед девкой-сожительницей, — ирония достаточно добродушна, сочетаясь, как у старых голландцев, с умением (по выражению самого художника из его записных книжек) «ожемчуживать равно и слезу горести, и слезу радости», — иными словами, поэтически детализировать среду действия, не впадая в злой гротеск. То же добродушие живописного анекдота, перед которым зритель «не зябнет», господствует в «Сватовстве майора» (1848, там же) и «Завтраке аристократа» (1849-50, там же). В обоих случаях комизм ситуации возникает из мелкого тщеславия, заставляющего «антигероев» картин маскировать свою социальную сущность: средней руки купчишка, желая «облагородиться», выдает дочь за майора, обедневший дворянин спешно прячет свой убогий завтрак, заслышав стук в дверь. Бытовая мельтешня обретает уже не комический, а трагикомический характер в сцене сватовства горбуна в картине «Разборчивая невеста», написанной на сюжет басни Крылова (1847, там же). Закрепляя успех, Федотов порой пишет варианты своих картин. Вместе с гравером Е. Е. Бернардским он готовит специальное сатирическое издание в виде тетрадей (создав для него около 30 карандашных рисунков с текстом); однако арест Бернардского, примыкавшего к петрашевцам, разрушил этот замысел.

Эволюция стиля художника

Но чем уверенней Федотов ощущает драматическую силу красок и форм, тем решительней он отходит от нравоучительного юмора и сатиры. Веселая пестрота колорита сменяется стремлением к тональному единству светоцветовой среды. В картине «Вдовушка» (1851, Ивановский художественный музей) живописная режиссура отнюдь не анекдотична, претворяясь в меланхолически-сентиментальную поэму о женском одиночестве. Последние картины художника все более напоминают уже не обстоятельно-бытописательский «физиологический очерк», характерный для русской литературы 1840-х годов, но ключевые мотивы творчества Н. В. Гоголя и Ф. М. Достоевского. Подобно чтимому им Хогарту, Федотов начинает прозревать зловещий абсурд, который таится под смешными житейскими нелепицами. Чувством роковой безысходности полна картина «Анкор, еще анкор!» (1851-52, Третьяковская галерея), где отупевший от скуки офицер убивает время в пустой игре с пуделем. Атмосфера духовного тупика сгущена до предела благодаря мастерскому тональному решению тесного, сумрачного интерьера избы, озаренного неверным пламенем свечи. То же сумрачно-тупиковое настроение царит в «Игроках» (1852, Киевский музей русского искусства); картежники-полуночники уподоблены гротескным манекенам, что особенно остро ощущается в подготовительных набросках, где фигуры лишены голов.

Особый раздел составляет портретное творчество Федотова. Ирония тут сходит на нет, уступая место спокойному, созерцательному вниманию, — сперва обстоятельно-описательному [акварель «Прогулка» (портрет самого художника с родителями), 1837, Третьяковская галерея], затем все более тонко подмечающему не только сам характер, но и особенности внутренней жизни модели («Писательница Е. П. Ростопчина», около 1850, там же). К шедеврам русской живописи середины 19 в. принадлежит «Портрет Н. П. Жданович за клавесином» (1849, Русский музей), полный светлой, лирической грации.

Автобиографические тексты, записные книжки, письма Федотова демонстрируют и его незаурядный литературный талант. Он также писал стихотворные пояснения к своим картинам, басни, лирические стихотворения, сочинил несколько романсов и музыку к ним.
Сраженный тяжелым душевным недугом, художник умер в сумасшедшем доме. Искусство Федотова со свойственным ему (как и Гоголю) «смехом сквозь слезы» стало одним из главных духовно-стилистических стимулов творчества передвижников.

М. Н. Соколов

вверх